— Мамука Нейронович, 6 октября Тele2 было подписано соглашение о сотрудничестве с правительством Нижегородской области. Что оно дает компании?
— У этого соглашения две цели. Первая — взять обязательства перед регионом в инвестировании в развитие качества нашей сети в Нижегородской области. Вторая — взять обязательства о расширении покрытия с целью обеспечения мобильной связью всего населения Нижегородской области вплоть до 97% до 2017 года.
— Как строилась бы политика компании в регионе, если бы этого соглашения не было?
— Если бы соглашения не было, мы все равно бы продолжали инвестировать в эти проекты. Соглашение для нас важно с той точки зрения, что мы, будучи европейским оператором, являемся публичной компанией. Наши акции торгуются на нескольких европейских биржах, и мы подотчетны нашим акционерам и инвесторам. Если мы можем продемонстрировать нашим инвесторам, что инвестиции в тот или иной регион имеют гарантии первых лиц, то это означает, что инвестиции оправданы и можно увеличить их сумму.
— Что в рамках договора обязуется сделать область?
— Область обязуется обеспечить нам комфортный инвестиционный климат в рамках закона: оказывать содействие в предоставлении земельных участков, в решении вопросов с арендой помещений для установления нами базовых станций, либо передающих устройств, в ускоренных согласованиях с государственными регистрирующими либо контролирующими организациями. Другими словами, область поможет с уменьшением бюрократической волокиты.
— Есть ли у Тele2 подобные договоры с другими регионами?
— Да, у нас есть соглашения похожего содержания. Регионы заинтересованы в том, чтобы обеспечить свое население как можно более широким охватом мобильной связью. Некоторым интересно создание новых рабочих мест. Но суть обычно одна: власти снижают количество мешающих развитию компании факторов, а мы обеспечиваем качественную и недорогую мобильную связь региону.
— Как выглядит Нижегородская область по уровню работы с инвестором на фоне других регионов?
— Достаточно комфортно для того, чтобы иностранный инвестор чувствовал себя хорошо. По степени благоприятности инвестиционного климата она не уступает многим восточно‑европейским странам.
— Как вы оцениваете российскую госполитику в отношении инвестиций?
— За всех инвесторов я не скажу, но что касается телекоммуникаций, то инвестиционный климат благоприятный. И тот факт, что мы вложили в Россию уже более 3 млрд долларов с момента прихода на российский рынок и готовы инвестировать еще, говорит о том, что поддержка есть. Хотя мы не чувствуем какого‑то особого отношения к нам по сравнению с местными инвесторами.
— Вы ощущаете дискриминацию со стороны “большой тройки”?
— Не могу назвать это дискриминацией. Это конкуренция, и иногда она приобретает жесткие формы. В других странах, где мобильный бизнес начал развиваться раньше, чем в России, конкурентная борьба тоже приобретала разные формы. Но конкуренты никогда не бывают приятными соседями.
— Вы не смогли получить лицензию на услуги 3G. Как в связи с этим вы смотрите на перспективу получения 4G?
— Мы считаем, что самый быстрый способ запуска связи четвертого поколения в России — это введение принципа технологической нейтральности на существующих сетях. С одной стороны, есть частоты, которые в России предназначены для LTE — связь четвертого поколения. Но в силу регуляторных особенностей они находятся, прямо или косвенно, под контролем военных структур и требуют расчистки. На это, с нашей точки зрения, уйдет определенное количество времени, и чтобы не отстать от Европы, лучше этого не ждать. Хороший вариант — дать возможность всем операторам начать оказывать услуги LTE, благодаря разрешению на технологическую нейтральность. Мы готовы начать работу над развёртыванием LTE на уже имеющихся у нас частотах хоть завтра, поэтому тот факт, что нам не дали лицензию на 3G, не кажется нам препятствием для конкуренции с другими операторами.
— Означает ли введение принципа технологической нейтральности то, что на имеющихся частотах оператор может развивать любой вид связи?
— Да, конечно. Если у вас есть частоты, выделенные под конкретную технологию, например, 3G, 2G, то на них вы сможете развивать любую технологию, то есть использовать частоту наиболее оптимальным образом.
— Но ведь для сетей нового поколения нужны другие абонентские устройства, которых пока нет...
— Тele2 уже имеет опыт оказания услуг LTE в Швеции, поэтому могу сказать — USB‑модемы в Европе есть. Что касается терминалов (я имею в виду телефоны и смартфоны, то их недостаточно. Здесь мне хотелось бы привести пример развития 3G в Европе. Когда здесь начали выдавать лицензии 3G, тоже существовала проблема нехватки терминалов и оборудования. Но операторы заплатили достаточно большие суммы за лицензии, поэтому они были высоко мотивированы быстро построить сети и начать их использовать, чтобы эти деньги вернуть. Это подтолкнуло производителей оборудования начать массово выпускать оборудование. И в итоге получилось, что европейские производители оказались в лучших условиях, чем американские — в Европе переход на 3G произошёл раньше, чем в Америке. И сейчас мы видим, что ведущие поставщики терминалов и оборудования в мире — это как раз европейские поставщики. Поэтому мне кажется, что чем раньше будет внедрен стандарт LTE в России, тем раньше производители, в том числе и российские, начнут поставлять оборудование LTE. Выиграет тот производитель, в стране которого LTE будет запущен раньше.
— Когда в России реально запустить сети четвертого поколения?
— Мы готовы начать работы по запуску немедленно на имеющихся у нас частотах. У нас есть договоренности с поставщиками, и мы об этом сообщали регулятору письменно. Сейчас вопрос только в том, будет ли разрешен принцип технологической нейтральности. Мне кажется, что большинство крупных операторов тоже к этому готовы.
— То есть нужно только решение власти?
— Да.
— Весной компания заявила о том, что частоты надо распределять не на конкурсах, а на аукционах. Почему, на ваш взгляд, аукционы лучше?
— Чем больше компания вложила в лицензию, тем больше она заинтересована в том, чтобы быстрее построить сеть, без всяких напоминаний регулятора. Потому что компании нужно вернуть вложенные в лицензию деньги. На конкурсах же главную роль играют не деньги, а те обещания, которые вы даете. Второе: как показывает практика, аукцион — это более прозрачная форма распределения ограниченных ресурсов, в том числе и лицензий в сфере коммуникаций. Таким образом, сложно подозревать в нечестной игре участников аукциона или государство. Еще один важный момент: аукцион — огромный источник дохода для государственного бюджета. Например, одна из лицензий, недавно проданных в Италии, обошлась покупателю практически в миллиард. В Индии эта сумма была еще больше, в маленькой Голландии — миллиард двести миллионов. Аукцион — наиболее прозрачная и рыночная форма распределения частот со всех точек зрения.
— Не получится ли так, что инвестор вложится в покупку частот, и у него “кончатся деньги”?
— Я не знаю ни одну европейскую компанию, которая бы разорилась на аукционе, заплатив несколько миллиардов евро, либо испытывала финансовые трудности. Как правило, инвестор рассчитывает эффективность своих инвестиций.
— Еще вы говорили о необходимости появления в России вторичного рынка частот. Может ли возникнуть ситуация, что в результате этого “структуры, близкие к власти”, будут скупать частоты по дешевке, чтобы потом задорого продавать их другим участникам?
— Этот аспект, как и все остальные, которые мы уже обсуждали, основан на практике, которая уже существует в западных и азиатских (на Ближнем Востоке и в Северной Африке) странах и Латинской Америке. Смысл вторичного рынка в том, что, если компания вложила большие средства в лицензию, скажем на 10 лет, но впоследствии она понимает, что не может воспользоваться частотами ни в первый, ни во второй год, она должна иметь возможность продать кому‑то право пользования ими в оставшиеся восемь лет. И получить за это деньги. Этот кто‑то должен иметь право купить (конечно, должна быть определенная процедура согласования с регулятором, поскольку регулятор должен быть уверен, что этот кто‑то сможет построить сеть). Сейчас выдача частот является обязанностью регулятора, который, выдав лицензию, может ее отобрать, если оператор не выполняет своих обязательств. Потом регулятор распределяет лицензию во второй раз. Мы исходим из того, что не надо нагружать регулятора таким большим количеством работы: частота должна “вводиться в оборот” только один раз.
Это делает возможным более эффективное использование частот. Ведь в принципе, если ваша потребность в частотах уменьшилась по каким‑то причинам (кстати, новые технологии позволяют использовать половину частот, которые есть в России, вы этот ресурс капитализируете — продаете. А ваш покупатель получает возможность зайти на рынок мобильной связи. Повышение конкуренции в любом случае ведет к тому, что либо повышается качество, либо падает цена, но, как правило, происходит и то, и другое. И в итоге выигрывает потребитель.
— Что касается потребителя: вы объявили о намерении развивать розничную сеть. Это затронет внутренние процессы в компании или как‑то отразится и на потребителе?
— Что касается дистрибьюции, то у нас будут изменения, мне не хотелось бы о них сейчас говорить. Наша цель в том, чтобы абоненту было более удобно покупать и обслуживаться в компании, чтобы охватить как можно больше абонентов. Более удобно — это означает, что вы приходите в то место, которое ближе к вашему дому, не тратя при этом время на его поиск. Речь идет даже о том, чтобы обслуживаться, не выходя из дома. Для этого есть он‑лайн продажи и обслуживание через Интернет, сейчас мы активно развиваем это направление. Лично мне кажется, что за этим будущее не только мобильной связи, но и любых розничных продаж. В Норвегии, например, 50% продаж услуг происходит через Интернет.